воскресенье, 10 февраля 2013 г.

вопросы по поступлению в мед институт москвы

передал сыну, пока я в здравом уме. Каждый год я езжу в Азербайджан — у меня там остались мать, родственники и друзья. В последние годы уезжаю надолго — с апреля по октябрь. Постоянно ощущается разница менталитета азербайджанцев и русских. В Азербайджане все здороваются друг с другом. Покойный мой отец, когда приезжал в Москву, долго не задерживался. Он говорил: «Если я утром не буду слышать пятнадцать „Здравствуйте“ по дороге на работу, я так жить не смогу!» — и уезжал домой. В кафе в Азербайджане можно прийти сказать официанту: «Организуй!» И по меню не нужно выбирать — он уже сам знает, что нести. Лишнее, не лишнее — все нужно, раз сказал «организуй». Это особенный подход. Я очень люблю азербайджанскую му­зыку мугам — всю жизнь пою и играю на таре, это струнный инструмент — один из трех, нужных для исполнения мугама. Мугам — красивая музыка с протяжным вокалом, но если с детства ее не слушал, то не понять никогда. Вот сын мой не по­нимает, мне жаль. Я общаюсь со многи­ми азербайджанскими семьями здесь, в Москве, и в наших компаниях меня постоянно выбирают тамадой. В последние десять лет — даже без голосования — звание тамады за мной закрепилось. Чтобы быть тамадой, надо хорошо знать сво­их друзей, чтобы в каждом соответствующем случае найти подхо­дящие слова тоста и не постесняться искренне их сказать. Азербайджанцы не очень любят говорить — убегают от беседы. А я люблю. Есть доля истины в том, что азербайджанцы — предприимчивые, поэтому неплохо живут в Москве. Но это только в торговле. А в науке или в СМИ наших мало. Я иногда рассуждаю: азербайджанцев в России живет в среднем около миллиона, почти 1% от всего населения. И из 465 депутатов в Государственной думе было бы справедливо иметь хоть одного депутата-азербайджанца! Я свободно чувствую себя в Москве. В первое время здесь я думал, что меня не повышают на работе из-за того, что я азербайджанец. Вместо меня выбрали русского. Но со временем я понял: а ведь он более достоин во всех отношениях. Когда других аргументов нет, то начи­наешь жаловаться на национальность. Я за эти сорок лет не ощущал неприязни по национальному признаку. Но я знаю, бывало, что люди попадали в ситуации. Лет пять назад националистам-скин­хедам попался мой друг-журналист. Он более типичный азербайджанец на вид, чем я. Выходил из метро — его избили до полусмерти. Если его спросить про национальный вопрос, он, естественно, на собственном опыте может рассказать, что есть та

Члены азербайджанского землячества МГУ с однокурсниками. Общежитие МГУ, конец 1940-х годов

Три года я отработал в поликлинике, потом поступил в Медицинский институт имени Сеченова, два года учился, защитил кандидатскую. В 1982-м я устроился в зиловскую больницу, а до 1991-го работал ассистентом кафедры общей хирургии. Но тут уже пришли времена горбачевской оттепели. Было интересно, обнадеживающе. Горбачев разрешил частный бизнес. Я прочитал объявление о том, что можно организовать собственный кабинет по приему больных. Тогда в Москве только на Старом Арбате была единственная поли­клиника, где люди консультировались за деньги, она называлась хозрасчетной. Я подумал, что смогу это сделать и заработать. Консультационные кабинеты могли открывать только доктора с ученой степенью — а у меня она была. Полтора года пришлось ходить по кабинетам, чтобы подписать разрешение. На Кутузов­ском проспекте, где я тогда жил с семьей, я арендовал полуподвальное помещение, подготовил место — и начал принимать больных. Приходили люди после операции — вести этих больных для рядовых специалистов тяжело, а мне было проще — я же сам оперировал. Из-за этого получилось удачно — я приходил после работы и с семи часов до двенадцати ночи принимал по 30–40 больных. Моей помощницей была моя супруга. И так я работал. Честно зарабатывал свои деньги, но уже физически истощался — на кафедре ­каждый день с семи до пяти часов плюс научная работа, дежурства, а вечером — консультации. Через два-три года я должен был выбрать — заниматься наукой или бизнесом. Я рискнул и выбрал биз­нес. Все-таки за один день я зарабатывал в кабинете 200–300 рублей — а мой ме­сячный оклад ассистента кафедры был 265 рублей. Жалею ли я, что ушел из науки? Честно говоря, двоякое ощущение. Чисто с материальной стороны, естественно, нет. Среди моих коллег тогда многие первоклассные специалисты покидали свои места — из-за нестабильности и неразберихи, ведь тогда фактически был развал в стране, — и почти все они состоялись. Но если бы у хирурга бы­ла нормальная зарплата, чтобы можно было купить дом, обеспечить семью, я бы, конечно, не ушел из науки. Еще в течение пяти лет я почти ежедневно представлял себя за операционным столом и скучал. Хотя бизнесом мне тоже нравилось заниматься — это постоянное творчество, развитие. Я лечил больных травами — увидел, что это интересное дело, пользуется популярностью. Я нашел производственное помещение в области и организовал свой завод. В первое время мы все, что за­рабатывали, вкладывали снова в бизнес, оставляли себе только на ежедневные по­требности. Это, наверное, было правильно. У нас есть дом в Москве, машина, но каких-нибудь вилл мы не покупали. Бизнес — такая вещь, требует постоянной поддержки. Зато сегодня наша компания «Здоровье» — вторая в России, у нас ра­ботают около 200 человек — очень даже, по-моему, неплохо, средний бизнес. Но я им уже не руковожу — несколько лет на­зад

Анар Гусейнов дома с детьми, Шейдой и Яшаром (на руках)

Я родился в Куткашенском районе (с 1991 года — Габалинский район. — БГ) Азербайджана в 1948 году, отец мой был фельдшером. В школьные годы я непло­хо учился, потом поступил в Бакинский медицинский институт. Под конец уче­бы сдал за двух студентов экзамены на поступление — на юридический фа­культет и на биологический. Тогда про­ще было с экзаменационными листами: фотографию поменял — и пошел сдавать. Мне за это они заплатили немного денег. Мне хотелось чего-то достичь в жизни — я прочел в газете объявление, что в Наро-Фоминском районе под Москвой требует­ся хирург, — и поехал туда на эти деньги. Но мне отказали. Я же был после института, неопытный, а им был нужен оперирую­щий хирург. В объявлении указывалось — обеспечим квартирой. Это же вообще сказка! Мне говорят: «Правильно, трехкомнатная квартира полагается, но нам нужен врач одновременно с женой-терапевтом, чтобы вдвоем работали». Это в объявлении не уточнялось. Месяца три-четыре я искал работу. Меня не брали, потому что не было прописки, а пропис­ку не давали, потому что не было работы. Замкнутый круг. Нужно было один из этих компонентов как-то обойти. Я пошел в рай­здравотдел к инспектору по медицине. А он мне: «О, земляк, привет!» Звали его Иван Иваныч, до сих пор помню. Какой, думаю, земляк? А он, оказывается, бакинец — сам русский, но родился в Баку и там работал. Мы по-азербайджански поговорили. Он порекомендовал меня в поликлинику, где меня приняли, не спрашивая о прописке. Так я попал в Москву, было это в 1973 году. Москва мне сказочно понравилась — культура, архитектура, — этот город ни с чем нельзя сравнить! Хотя первое вре­мя мне было трудновато из-за языкового барьера. Я же на азербайджанском разговаривал — и поэтому не смог бы, например, сразу поступить в институт в Москве. Я думаю, что даже сейчас не знаю в совершенстве русский, а тогда я хоть и все понимал, но практики не было совсем. Это сейчас уже, в последние лет пятнадцать, замечаю, что даже думать стал по-русски.

Пенсионер, 64 года

станцией метро «Мякинино», существующей лишь затем, чтобы москвичам было удобней добираться до магазинов и концертов в Crocus City Hall. При этом Эмин Агаларов делает карьеру поп-певца, и на его концерты ходят не одни только представители диаспоры.

В Москве существуют азербайджанские газеты и журналы (в том числе выходящий на русском и повсеместно распространяющийся журнал «Баку»), спутниковый азербайджанский телеканал, множество национальных организаций. Присутствие азербайджанцев заметно в торговле — считается, что им принадлежит значительная часть цветочного бизнеса, а до недавнего времени — и торговля овощами и фруктами. Заметную роль в жизни диаспоры играет семья Агаларовых, владеющая комплексом «Крокус Сити» — им город обязан не только самым большим торговым комплексом в Европе, но и первой частной

целом небедная диаспора, которая начала активно расти с конца 1980-х — то есть со времени первых армянско-азербайджанских конфликтов, вызвавших волну беженцев. По данным переписи 2010 года, в Москве живут 57 123 азербайджанца, сами же азербайджанские организации склонны считать, что число проходящих через столичный регион соплеменников — включая мигрантов — доходит до миллиона.

Азербайджанцы продолжали присутствовать в сферах, связанных с нефтедобычей, и в советское время; среди московских азербайджанцев также было много дипломатов, работников прокуратуры, МВД и органов госбезопасности. Сейчас это крупная, хорошо организованная и в 

Первые упоминания о появлении выходцев из азербайджанских средневековых государств в Москве относятся к XV веку, однако заметную роль в истории города они стали играть только в XIX веке, когда среди московских купцов первой гильдии стали появляться зажиточные азербайджанцы, преимущественно занятые торговлей мазутом и керосином. Москвичи не слишком отделяли их от других мусульман, зачастую даже называя кавказскими татарами. Важнейшую роль в истории мусульманской общины Москвы сыграл бакинский нефтепромышленник Асадуллаев, выстроивший на свои деньги 4-этажный особняк в районе Татарской слободы и отдавший его под мусульманскую школу. Сегодня это смысловой центр татарской общины.

Семья Гусейновых — о мугаме, таре, сюрфуллю, скинхедах, инвестициях, Страсбурге, трех свадьбах, эмиграции и о том, чем Баку отличается от Москвы

Стоят (слева направо): Ирана Ализаде, Шейда и Анар Гусейновы; сидят: Альвина Ализаде с Яшаром (на руках), Мялакя и Яшар Гусейновы

Комментариев нет:

Отправить комментарий